Неточные совпадения
— До чего вы, интеллигенты, невежественны и легковерны во всем, что касается духа народа! И сколько впитано вами
церковного яда… и — ты, Клим Иванович! Сам жаловался, что живешь в чужих
мыслях, угнетен ими…
Так, напр., либерализм освободил человеческую
мысль, науку, освободил от внешней власти
церковного авторитета, но совсем не освободил представителей от закамуфлированной власти капитала.
Еретик по-своему очень
церковный человек и утверждает свою
мысль как ортодоксальную, как
церковную.
Но сфера
церковной жизни локализована, и свобода ее не означает свободы
мысли.
О типе русского православия начали судить по русской религиозной
мысли XIX и XX веков, которая была своеобразным русским модернизмом и которой не одобряли консервативные
церковные круги.
Я никогда не претендовал на
церковный характер моей религиозной
мысли.
— Они объясняли это, что меня проклял не Фотий, а митрополит Серафим […митрополит Серафим (в миру Стефан Васильевич Глаголевский, 1763—1843) — видный
церковный деятель, боровшийся с мистическими течениями в русской религиозной
мысли.], который немедля же прислал благословение Фотию на это проклятие, говоря, что изменить того, что сделано, невозможно, и что из этого даже может произойти добро, ибо ежели царь, ради правды, не хочет любимца своего низвергнуть, то теперь, ради стыда, как проклятого, он должен будет удалить.
Благодаря неутомимым хлопотам о. Крискента Гордей Евстратыч был наконец выбран
церковным старостой. Когда Савины и Колобовы узнали об этом, они наотрез отказались ходить в единоверческую церковь и старались также смутить и Пазухиных. Такие проявления человеческой злобы сильно смущали о. Крискента, но он утешал себя
мыслью, что поступал совершенно справедливо, радея не для себя, а для
церковного благолепия.
Отец Крискент крепко ухватился за свою благую
мысль и принялся очень деятельно проводить кандидатуру Брагина в
церковные старосты, причем не щадил себя, только бы прилепить Гордея Евстратыча к домостроительству Божию.
За каждую
мысль свою она боится, за самое простое чувство она ждет себе кары; ей кажется, что гроза ее убьет, потому что она грешница, картины геенны огненной на стене
церковной представляются ей уже предвестием ее вечной муки…
Верно он говорит: чужда мне была книга в то время. Привыкший к
церковному писанию, светскую
мысль понимал я с великим трудом, — живое слово давало мне больше, чем печатное. Те же
мысли, которые я понимал из книг, — ложились поверх души и быстро исчезали, таяли в огне её. Не отвечали они на главный мой вопрос: каким законам подчиняется бог, чего ради, создав по образу и подобию своему, унижает меня вопреки воле моей, коя есть его же воля?
Воистину еврейки молодой
Мне дорого душевное спасенье.
Приди ко мне, прелестный ангел мой,
И мирное прими благословенье.
Спасти хочу земную красоту!
Любезных уст улыбкою довольный,
Царю небес и господу-Христу
Пою стихи на лире богомольной.
Смиренных струн, быть может, наконец
Ее пленят
церковные напевы,
И дух святой сойдет на сердце девы;
Властитель он и
мыслей и сердец.
На крыльях эроса, в порыве экстаза совершается богопричастие и богопознание, — удивительно смелая
мысль у авторитетного
церковного писателя.
Бог, как Трансцендентное, бесконечно, абсолютно далек и чужд миру, к Нему нет и не может быть никаких закономерных, методических путей, но именно поэтому Он в снисхождении Своем становится бесконечно близок нам, есть самое близкое, самое интимное, самое внутреннее, самое имманентное в нас, находится ближе к нам, чем мы сами [Эту
мысль с особенной яркостью в мистической литературе из восточных
церковных писателей выражает Николай Кавасила (XIV век), из западных Фома Кемпийский (О подражании Христу).
Последовательно развитые, эти
мысли должны были бы внести в гностическую систему Беме значительные ограничения и тем приблизить ее к
церковному учению.
Нельзя
мыслить и
церковного сознания, как вне личности и над личностью находящегося единства, как целого.
Не противясь такому решению, Сафроныч решил там и остаться, куда он за грехи свои был доставлен, и он терпел все, как его мучили холодом и голодом и напускали на него тоску от плача и стонов дочки; но потом услыхал вдруг отрадное
церковное пение и особенно многолетие, которое он любил, — и когда дьякон Савва помянул его имя, он вдруг ощутил в себе другие
мысли и решился еще раз сойти хоть на малое время на землю, чтобы Савву послушать и с семьею проститься.
Сектант не способен
мыслить великое целое и направлять свою волю на это целое, этим он отличается от человека
церковного, чувствующего себя во вселенском целом.
Всякий интересующийся этим вопросом пусть сам посмотрит
церковные толкования этого места, начиная от Иоанна Златоуста и до нашего времени. Только прочтя эти длинные толкования, он ясно убедится, что тут не только нет разрешения противоречия, но есть искусственно внесенное противоречие туда, где его не было. Невозможные попытки соединения несоединимого ясно показывают, что соединение это не есть ошибка
мысли, а что соединение имеет ясную и определенную цель, что оно нужно. И даже видно, зачем оно нужно.
Людям этого образа
мыслей и гораздо более нравится то время, когда в светском обществе ни о чем
церковном не рассуждали и истории
церковной не знали, — архиереев угощали ананасным вареньем, архимандритов — вишневым, а попов — поили чаем в конторе или даже в передней.